Пока одна прихожанка говорит другой: «Ты встала на мое место!» – общины не будет
Протоиерей Алексий Потокин, Мария Строганова
Что такое община?
- Община – это когда другой для меня счастье
Как я понимаю Церковь? Есть единая подлинная жизнь, эту жизнь можно назвать бытием. Бытие относится к вечности. То есть эта жизнь есть всегда, она не разрушается, не предается, не умирает. И бытие относится к единству, по крайней мере двоих, к взаимности. Бог бытийствует – Он всегда, Он сущий. Есть Отец и Сын – Сын в Отце, Отец в Сыне, Они исполняют волю друг друга, и эта взаимность дает Им возможность быть.
Человек тоже жил. Когда Адам был вместе с Евой, он жил. Когда Адам был вместе с Богом, он жил. Человек был создан для взаимности. Только взаимность признается жизнью. Если у меня нет радости вас видеть, тогда у нас нет никакой общности, мне неизвестны ваши желания и будет безразлична ваша воля.
Одно дело, я знаю вашу волю и в какой-то момент не хочу её исполнить, что и произошло с Адамом, а другое дело, я даже не слышал и не хочу знать вашу волю. Это означает, что между нами нет никакой общности, мы мертвы. Когда человек здоров? Когда у него есть аппетит. Когда человек здрав душою? Когда ему хочется быть с другими.
После разрыва этого единства человек находился в смерти, в одиночестве. Ясно, что этот разрыв не произошел по какой-либо случайности, исподволь, незаметно. Почему грех называется смертью? Потому что это выбор не в пользу дружбы, это выбор в пользу себя, своего счастья, а не счастья другого. Сокровище, о котором говорит Евангелие, и которое вместе с ним ищут люди – это другой. Разве сокровище – не награда, не счастье? Вот пока другой не стал для меня счастьем, я нахожусь в смерти, в предательстве. И единственный путь из этой смерти – когда другой простит.
Люди Ветхого завета ждали Того, Кто помилует, Кто возьмет на Себя всю нашу неправду, всё наше предательство и отвержение другого – древняя Церковь ждала Спасителя. В этом ожидании была общность, это была община надежды.
Современному человеку не понять такого ожидания, сейчас, если человек поверил, если ему что-то открылось в жизни, он хочет этого сразу добиться и это иметь. А если ему быстро не дают желаемого, он обижается и про это забывает. А в древности люди тысячелетиями ждали единства, прощения. Их жизнь была непроста, они отказывались от земных удовольствий и уходили в смерть, и их дети уходили в смерть, но они всё равно говорили: «Жди, жди, жди…» Вот эта серьезность, это понимание того, как важна жизнь, утрачена в современном обществе.
Поэтому ценность общины и определяется этим внутренним состоянием человека: а что значит для меня другой, что значит для меня общение? Многие приходят к вере, потому что боятся будущего гнева, боятся, что их накажут: мы сейчас безобразничаем, а потом нас выловят на Страшный суд, вынесут приговор и будет одна сплошная мука.
Это все равно, как если бы мы с вами были друзья, при этом вы – большой начальник. Я вас предал и понимаю, что вы можете меня наказать. Вообще-то, вы мне даром не нужны, но, чтобы не было истязаний, я приду и скажу: «Прости». Дружба вернется таким «прости»? Не вернется, общения не будет.
- Община – Тело Христово
У человека должна возникнуть необходимость во взаимности. Сейчас это очень редкое качество, но оно есть в Церкви. И настоящая община, уже не просто как ожидание, а как исполнение этого ожидания, проявилась в снисхождение Христа к нам. Соединить вместе может только Христос, и Он соединяет. Священники служат у Престола, совершается таинство, приносятся Святые Дары. И в один из моментов священник говорит другому: «Христос посреди нас». А тот отвечает: «И есть, и будет». Что это означает? Это означает, что я был мертвый, и он был мертвый. По-разному видим, по-разному думаем, чужие, а Христос меня прощает и его прощает, и мы уже вместе.
Точно так же и с людьми. Если его Бог простил, то и меня простил. Всё худое Им покрывается. И остается, может быть, малое, но совершенно бесценное, которое дает и смысл жизни, радость и красоту. Вот пример самой простой общины – два человека, и с ними Сын человеческий, который этих двух негодяев простил.
Если я понимаю, что болен, что я заразный, то первое дело – беречь вас от своей болезни. Но видели ли вы таких осторожных людей, которые берегут других от своей резкости? Поэтому настоящую общину на земле разглядеть трудно. Не могу сказать, что её нет. Есть и проще всего ей начаться в храме, во время совершения литургии.
Пусть человек приходит в храм даже не душою, не умом, а одними ногами, свидетельствуя: «не могу жить, не могу быть с другими», но во время службы ему подается прощение, и он становится един со Христом и со всеми людьми. Зерно настоящего единства подается в Евхаристии. И она есть главная, настоящая и совершенно достаточная общность.
Мы жадные, наша душа молчит, поэтому нам быстро становится этого мало. Но если глубоко посмотреть, когда вы приходите, принимаете в себя Бога, а говорите после этого: «Чего-то мне в жизни не хватает, маловато. Еще, хорошо бы, дети здоровы были, и работа хорошей…» – это смешно. Пусть какие-то первые мгновения после Причастия, но мы осознаем: «Господи, у меня есть всё и все, кто был до меня и будут после. Ведь во время литургии я соединяюсь с тем самым Авраамом, Моисеем, Ноем… Вот они, их голоса слышны на службе». Да, человек плохо слышит, но это единство очень крепко, хотя может быть и потаено.
Церковь спокойно и честно смотрит на человека, она видит, что в человеке есть немножко хорошего, и даже капелька прекрасного, а есть бездна злого, подлого – все это уживается вместе. Почему людям легко со Христом? Потому что не нужно притворяться, Он видит, принимает нас такими, какие мы есть. Он несет наши немощи, берет их на Себя, а хорошему дает развиться.
Если человек вошел в общение с Христом и почувствовал прощение, к другу он будет подходить так: «Вот есть ты. Знаю, предашь. Знаю, поглумишься надо мной. Всё равно ты мне дорог. Мы нужны друг другу сильнее, чем вся эта мерзость в нас, которая может нас замучить и разлучить». И тогда никогда не будет разочарований. Вот внутренние основания общины.
Три общины
Я могу рассказать о трех общинах, в которых я был. В первую общину я пришел еще некрещеным и искал веру, там я крестился и около десяти лет пребывал – это храм Рождества Иоанна Предтечи на Красной Пресне. Вторая община, в которой я был сначала алтарником, потом дьяконом, потом священником более двадцати лет – храм иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно. И сейчас я пребываю в третьей общине, которая еще строится – это храм Входа Господня в Иерусалим в Бирюлево.
Община храма Рождества Иоанна Предтечи на Красной Пресне
Здоровая община собирает непохожих
Когда я пришел в Церковь, было еще советское время. Я пришел в храм со своим близким другом, и нам было достаточно нас двоих для общения. Тогда было особое время – не хотелось беседовать, вступать в общность с малознакомыми окружающими. За десять лет, что я был на этом приходе, я не участвовал в каких-то общих делах, общей была только служба.
С годами мы начали здороваться с прихожанами, приветствовать друг друга. И когда мы все разошлись в 90-е годы по разным приходам, оказалось, что при встрече с теми людьми, с которыми я простоял на службе десять лет, нам удивительно легко беседовать, мы спаяны по-братски. Община действовала незаметно, никто её не насаждал, но была общность, и необыкновенное доверие.
Там были хромые старички: один – на левую ногу, другой – на правую, ходили с палочками. Ни разу, пока я ходил в тот храм, я с ними словом не перемолвился. А потом как-то раз они захотели приехать, посмотреть, как служит отец Георгий Бреев, мой духовник. Мы встретились и разговорились так, как будто тысячу лет беседовали. Как Христос сказал: «От избытка сердца говорят уста». И это было не единичное явление. Людей из того храма я потом встречал, как родных. У нас была вместе прожита огромная жизнь.
Общин много, но каждая имеет в себе всё, всю вселенскость. Она готова принять всех, открыта, рада всем. И самая маленькая община имеет полноту общения со всеми, все породнены между собой. Войдете в одну – у вас не будет никакого недостатка, вы будете иметь всё.
Только по нашей человечности разные приходы бывают очень непохожими друг на друга. В храме Рождества Иоанна Предтечи было четыре священника, все были очень достойные и очень разные. К одному священнику ходили люди образованные, к другому стремились бабушки, к третьему – люди нервные, у которых было мало времени. А к четвертому – это меня очень удивляло, – приходили любые, и в этом есть глубокая правда. До сих пор мне бывает как-то не по себе, когда на приходе есть определенный контингент людей – таких или этаких. Ведь именно соборность важна, понимание, что нужны все, любые. Здоровая община собирает людей абсолютно непохожих друг на друга. И это прекрасно.
Человек – это единое тело, в котором нужны все органы. Апостол говорит, что органы находятся в разном достоинстве: одни знаменитые, на них все любуются, другие не такие видные, их лучше прятать. Но все органы нужны, один болеет – всё тело страждет.
Раньше мне казалось, что для дружбы нужно какое-то глубокое подобие другому, нужно одинаково чувствовать, мыслить. Это и в традиции, и в культуре есть – ищи подобных себе. А община мне открыла, что нужны-то другие, непохожие – вот рядом с тобой тот, который иначе думает, не может то, что можешь ты и наоборот. И если у вас будут такие отношения, что мое – его, а его – мое, то возможности раздвигаются, вы начинаете видеть и чувствовать шире.
Признак настоящей общины, когда собираются все – и простые, и мудрецы, и добрые, и злые. И все нужны. Когда моему духовному отцу предложили служить в новом храме, часть его чад перешла в этот храм. Храм уже имел свою общину, произошла встреча двух разных сообществ, но в конце концов все прекрасно прижились. Жизнь в вере соединяет несоединимое.
Скажем, есть семья, как родителям воспитывать детей? Можно нанять хороших учителей, воспитателей и так далее. А есть путь проще. Если супруг любит супругу, если супруга души не чает в муже, ребенок вырастет умным, жизнелюбивым и очень талантливым. И в Церкви так же – если среди священников есть нечто, что их глубоко соединяет, они нужны друг другу не по долгу, если есть дружба между священниками, то приход образуется легко.
В мое время семинарий не было, и священники призывались прямо из общины. Нас знали прихожане, мы вместе работали, строили, общались. И когда священник призывается из людей, между которыми уже сложившиеся отношения, эта доступность дает очень много.
Община храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыно
Община – это родство
Обычно кровь соединяет людей, но я убедился, что вера соединяет крепче и глубже и духовное родство крепче, чем родство крови. Обычно служишь, стараешься, не отказываешь, вроде к тебе все хорошо относятся, но всегда думаешь, а какова глубина этого? И вот у меня была в жизни тяжелая полоса – болезнь, сложные операции, тяжелое состояние. Я настолько устал и измучился в больнице, что уже и воли к жизни не было. Но однажды я почувствовал, что какая-то сила толкает меня жить, как я узнал позже, в это время весь наш приход собрался на молитву, был полный храм и все просили за меня. Никто не требовал, но люди как-то узнали и пришли.
Потом это стало традицией – когда кому-то тяжело, приход собирался и просил за этого человека. Все думают, что нужно найти каких-то особых людей, которых Бог слышит, а я твердо могу сказать, что когда слабенькие, хиленькие, маловерные, сомневающиеся люди объединяются и просят – это более сильное, быстрое и надежное средство помощи.
Может домашние даже не догадываются, что вам трудно, тяжело, а здесь у вас тоже семья, которая не бросает, не оставляет. Реальная общность плохоньких, ужасных людей дает какую-то необыкновенную полноту жизни.
Например, мы сидим с вами десять лет в одной комнате, вроде вы мне не нужны, всю жизнь мешаете, а умрете – мир станет узким. Добро – естественно. Оказывается, вы устраивали мою жизнь, а я этого не замечал, как не замечаю дыхание. Благодатная жизнь не требует какого-то понуждения, она соприродна нашей душе.
Когда я только пришел к вере, для меня было странно, что за еду надо благодарить, читать молитву, выпрашивать. А однажды я заболел, и мне нельзя было пить, врачи сказали: «Несколько дней воды не принимать, иначе сердце не выдержит». И мне эта водичка, пузырек водички, снился. С тех пор я не считаю, что попить водички – пустяк, это дар. Так и в жизни общины, иногда кажется, многое так просто, естественно, а когда это заканчивается, смотришь – какое же было богатство, какой же ты был дурак, что не умел благодарить и не видел этого. Это очень большой урок – надо уметь замечать естественное.
В общине всё очень быстро развивается. Когда я живу один, то на проверку моих чувств, мыслей иногда уходят годы. А в храме, в общине, и добро, и зло растет очень-очень быстро, всё происходит стремительно. Жизнь становится наполненной. И понимаешь слова Христа: «Дерзай, чадо». Когда священники дают возможность людям ошибаться, надеясь, что у них есть совесть и придет понимание происходящего, то в общине всё злое проходит быстро. При верном отношении, зло не страшное, не катастрофичное. И этот навык доверия, когда человек не боится жить, очень важен. Нужно разрешить человеку быть таким, какой он есть.
У нас часто возникали ситуации, когда новые люди воспринимали эту открытость, доброту как признак того, что человек в тебя влюбился и предлагает семью. Доброта отношений вводила человека в заблуждение. Это кое-что говорит об общине! Бывает, люди так настрадаются от одиночества, от своей никчемности, ненужности, что когда к ним без обмана радушно относятся, им кажется, что это предложение руки и сердца.
Любую инициативу поддерживай
Принцип нашего настоятеля отца Георгия Бреева был таким: любую инициативу на приходе поддерживай. Хорошее проявится – прекрасно, а недостойное уйдет само. У нас были всевозможные кружки, воскресная школа, беседы о Священном Писании, о догматике, об иконах. Люди ближе знакомились, иначе открывали друг друга, складывались естественные, нормальные отношения.
Община дает возможность научиться человеку осознавать себя. Обычно мы чувствуем свое лицемерие – в храме я один, а с людьми другой. А в общине естественно, сначала даже по инерции, неосознанно получается, что человек становится цельным – какой на службе, такой и с другими людьми.
В Евангелии есть удивительные слова: «Не приидет Царствие Божие с соблюдением», – то есть приметным образом. Нельзя выразить, сказать: тут у нас патронажная группа, здесь кружок и так далее. Можно создавать какие-то группы по интересам, вести социальное служение, но это не относится к общине. Община – не от мира сего. Это внутренняя близость, когда люди не думают, что нужно делать добро из-за каких-то обстоятельств, наоборот, настоящее добро – ниоткуда, настоящая общность – ниоткуда.
А страх перед жизнью сейчас просто колоссальный, он сковывает. Например, у нас возникла молодежная группа, можно было говорить о вере. Но эти люди совершенно не умели слышать, открываться, раскрывать себя. Они были настолько замкнуты, они настолько не умели общаться друг с другом, что не могли учиться вере. Мы беседовали, говорили просто по-товарищески, и наконец людям стало не страшно высказаться. Возникли тесные отношения, многие даже переженились. Люди приходили в храм, чувствовали интерес к вере, читали, обсуждали Евангелие, и эти знания переходили на отношения. Потому что Евангелие рассказывает о жизни, о том, какие мы есть и какими мы можем стать.
В результате сложился надежный приход, в котором люди умели отдавать. Потому что, когда человек сам что-то вложил, ему это становится дорого. Вы можете сколько угодно награждать меня, завалить деньгами, а буду вас рассматривать только как источник благополучия. А стоит мне пойти к вам хоть немного навстречу – вы станете для меня дорогим человеком. Так что возможность как-то участвовать в жизни прихода делает общину живой.
В Церкви не должна вестись деятельность по стяжанию материальных средств
Мы никогда не просили прихожан выделять десятину. Если человек сам дошел до этого – хорошо. Но в Церковь часто приходят люди, которые сами нуждаются. Было замечено даже, что постоянные прихожане в средствах ограничены, и, собственно, сам приход дохода приносит немного. А вот так называемые захожане – другое дело. Человек может быть приходит раз или два в год, но ему хочется послужить Церкви, пусть редко, но существенно.
У нас была такая практика: мы проводили общие собрания, где рассматривали, кому нужна помощь, собирали на лечение, на другие нужды. Иногда община проявляла себя очень щедро, я бы сказал, вселенски. Однажды наши прихожане были в городе Бари, и увидели, что облачения на мощах святителя Николая совсем ветхие. И приход решил собрать деньги и найти людей, которые бы вышили новое облачение. В результате оно оказалось такое красивое, что католики обещали его выкладывать только на праздники.
Настоятель никогда не поддерживал коммерческие предприятия. Например, был один преподаватель воскресной школы, который начал продавать церковные фильмы. И ему было сказано, что пожалуйста, продавай, занимайся делом, которое выбрал, но в школе тогда не нужно преподавать. Потому что деятельность Церкви по стяжанию материальных средств не приветствовалась. И я считаю, что это очень хорошо.
Ведь недаром на молитву сложно встать – дела, заботы, что же еще молиться о том, чтобы деньги зарабатывать? И какой тогда смысл во всем? Человеку трудно оторваться от сладости этого мира. А если уж оторвались, то давайте это беречь.
Есть одна удивительная заповедь: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». Вы знаете, это действует, можно проверить. Конечно, я могу искать главного так, чтобы всё остальное разрушить и разбросать, но если главное на своем месте, если ты бережешь седьмой день, остальное будет развиваться.
При правильной постановке церковная жизнь, общинная жизнь ничего не разрушает, ничему не противостоит. Наоборот – собирает и созидает. Я не верю в добро, которое в одном месте помогает, а чему-то другому мешает. Убедился, что это не так. В одном месте сделай – в другом откликнется. Нет никаких противоречий, никакой враждебности и соперничества между добром.
Чаю воскресения мертвых. Если умирает настоятель
Вы знаете, какое знание дает Церковь? В ней нет мертвых. В общину приходят люди, потом они умирают, но оказывается, что общение с ними продолжается. Да, человек усоп, уснул, тело его недвижно, но молитва смерть преодолевает. Уж если мы догадались, что можно беседовать со святыми, с теми, кто открывает для нас веру и жизнь, то и с простыми усопшими, которых мы видели при земной жизни, тем более можно беседовать.
Если человек умирает, небо становится ближе, а не земля становится пустая. Поверьте, в общине отпевание человека может быть торжеством и радостью. Он никуда не делся, что было – принес, и еще принесет. И если священник умер, община становится крепче, потому что он её не оставляет.
В Библии сказано: «оставит человек отца своего и мать свою», что он их – зарыл, что ли? Нет, он стал самостоятельным. Так и здесь, священник нужен, он должен помочь человеку стать самостоятельным, как ребенку помогают родители. А дальше ты уже сам можешь помогать всем и каждому, и никто никогда нас не разлучит.
Я считаю, что если я стою на службе сегодня, а мой духовный отец служит в другом храме, мы с ним на одной службе, так как таинство Евхаристии у нас одно. Вечность – выше времени и выше пространства, она их поглощает. Раньше глава семейства уходил на войну на 20 лет. Что он, становился чужим? Нет, его ждали, и когда он возвращался, близость не пропадала.
Если вас наградят какой-то золотой медалью, и вы скажете: «Какая я молодец! Я лучше всех!» – будет вам гибель. А если вы сделаете какую-то глупость, но скажете: «Господи, чего ж это я? Прости меня!» – вас поставят среди живых выше всех. Так и отношение к смерти – я могу её ужасаться и бояться, а я могу её принять. Христос смерть принял. Он принял пустыню, и мы можем жить в пустыне, не чувствуя одиночества. Он опустился в воды Иорданские, и мы можем опуститься, не погибнув, а возродившись. Он молился, и мы можем молиться, призывая имя Бога. Он в гроб опустился, и мы можем в гробе жить. Во гробе-то Жизнь. Знаете, откуда живоносный источник бьет? Из гроба.
Община храм Входа Господня в Иерусалим в Бирюлево
Меня, злодея, простили и тебя простят!
Сейчас я в довольно молодой общине, храм открыт года два-три. Пока мы, священство, мало знаем тех, кто пришел, и они нас не знают. Мне стыдно, но пока я не очень понимаю народ, который приходит, и вижу, что они меня тоже не очень понимают. Но я хочу их понять, и хочу, чтоб они меня поняли. Это путь? Да. Поэтому я думаю, все сложится потихонечку. Господи, Ты соедини, Ты нас открой друг другу, ведь мы разные.
Прежде чем стать вашим другом, мне нужно умерить свою враждебность по отношению к вам. Вот и здесь, может быть, людям надо заметить свою враждебность, непримиримость и не думать, что Церковь – это место, где обслуживают приходящих с заказами. А священникам нужно снизить требовательность, войти в жизнь обездоленных, натерпевшихся и отчаявшихся людей. Когда человека долго-долго зажимают, ему потом очень трудно открыться. Страшно – ты откроешься, а тебе опять кулаком дадут.
Да, у нас пока скорее некая противоположность общине, все очень колючие, замкнутые. Но придите в больницу, вы будете ругать больных за то, что они страждут? Нет, это нормально. В храме – то же самое. И меня радует, что в храм приходят больные. Их никто уже не принимает, отовсюду выгнали – такие они сердитые, такие они нервные, а в Церкви их принимают. В вере нуждаются только те, кто пропадают, именно им нужен Спаситель.
Когда мы все воскреснем, храмов уже не будет, потому что мы будем лицом к лицу с Богом. Не надо будет ничего прощать и ничего уже не будет болеть. Поэтому тому, кто уже обладает райской жизнью, не надо ходить в лечебницу. А община начинается с терпимости, она не должна быть замкнута, она всегда должна быть готова принять людей, причем совсем других, с другими правилами. Она должна быть широкой.
Все почему-то думают, что Бог только и ждет Страшного суда, чтоб с нами расправиться. Это совсем не так. В Евангелии написано другое, Бог ждет своих блудных детей так, что Сам умирает за них, настолько Ему хочется, чтобы они вернулись. Он хочет, чтобы те, кто пропадал, нашелся, а кто был мертв, ожил для взаимности. И в притче о блудном сыне не сын бросается в ноги отца просить о милости, а когда сын возвращается, отец бросается на грудь сыну – он рад вернувшемуся.
Для кого наша Церковь, для хороших или для плохих? Мы ждем ужасных, мы ждем бандитов, которые захотят жить. Разве благоразумный разбойник не был таким? А если с ним встретиться, он не станет нас учить жить, он скажет: «Ты знаешь, меня простили, вот такого злодея. Тебя тоже простят». Как прожить хорошим – это одна наука. Но христианство дает возможность погибшим, нищим благовествовать.
Общность нужна даже в обществе по спасению утопающих
Что касается социальной деятельности Церкви, то я считаю, что она не способствует образованию общины. Да, мы начали проводить разные мероприятия, занятия в воскресной школе, люди знакомятся, хотя очень осторожно. Но если одна прихожанка говорит другой на службе: «Ты встала на мое место!» – то какие могут быть общие дела?
Наша Церковь такая богатая, такая умная, такие прекрасные слова сказаны, только поверь – «последние станут первыми». Так не бойся подойти последним, не отталкивай, допусти других, не потеряешь, вот увидишь. И после этого служение людям начнется само собой.
Есть вещи невидимые. И я верю не в дела коллектива, я верю в невидимую Церковь. Надо все же сначала как-то принять веру, чтобы она нас смягчила. Я понимаю, что унылому, печальному человеку нужно сунуть в руки тряпку, чтобы он пыль вытирал – глядишь, будет меньше унывать. И, тем не менее, сначала должна быть хоть какая-то взаимная общность. А если мне другие мешают, а мне их навязывают – мы еще больше разойдемся, даже если будем трудится в обществе по спасению утопающих.
Вы можете мне всю жизнь предлагать что-нибудь доброе, а я буду только гнать вас в шею, и ничего вы хорошего от меня не увидите. Но слово «прости» всё возвращает. Я верю в покаянные чувства. Покаянное чувство сближает людей и делает отношения крепкими прежде всяких мероприятий. Мы уже не боимся нашего зла, мы его переживем.
Вы знаете, есть слова в Евангелии, которые меня утешают: «один сеет, а другой жнет». Почему так? Наверное, большое расстояние между посевом и жатвой. Но жатва будет, я верю и жду.
