Вера дает вечность
Архиепископ Берлинский и Германский Марк, Александра Никифорова
Мы едем в мюнхенский пригород Пазинг, в монастырь преподобного Иова Почаевского, куда в 1945 году перебрались выходцы из Почаевской лавры и основали обитель. Этот монастырь никогда не терял связи с Россией, пересылал в Советский союз религиозную литературу, издаваемую своей типографией. Первый мой Часослов, полученный в подарок в середине девяностых, был напечатан именно здесь. С 1980 года это резиденция архиепископа Марка, о котором мне не раз приходилось слышать в те же девяностые в Москве: есть в Мюнхене владыка Марк, он похож на древнего подвижника, он привел меня к вере… Тогда многим нашим соотечественникам владыка показал дорогу к храму. Поэтому я очень ждала встречи с ним, a priori глубоко его уважая.
Я знала, что владыка родился в исключительной, интеллигентной немецкой семье, известной уже в XVI веке. Его прямой предок – Йоганн Арндт, писатель и богослов, дедушка – министр образования Саксонии. Да и сам владыка – человек выдающийся. Доктор славистики, уже тридцать пять лет окормляет Церковь в Германии, много способствовал объединению РПЦ и РПЦЗ. Несмотря на все это владыка держится очень скромно, поит нас чаем, потчуя рассказами о том, как Нил Сорский привел его в православие, почему в Германии вспыхнуло в 1953 году восстание против советской власти, в чем тайна Достоевского, и каким он видит прошлое и будущее России, к которой относится с сыновней любовью.
Биография: Архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк (Арндт) родился в 1941 году в Саксонии, в протестантской семье. После окончания школы в Франкфурте-на-Майне (1960) и прохождения военной службы, учился на историко-филологическом факультете во Франкфуртском и Гейдельбергском университетах. Перешел в православие в 1964 г. в Маннхайме, в храме св. Александра Невского. Окончил богословский факультет в Белграде (1979). Преподавал церковнославянский язык и древнерусскую литературу в университете Эрлангена. В 1975 г. принял монашество в Лесненском монастыре под Парижем и был рукоположен во иеромонаха. В 1980 г. в Знаменском кафедральном соборе в Нью-Йорке поставлен на архиерейскую кафедру, переехал с братией в монастырь прп. Иова Почаевского под Мюнхеном. С 1982 г. епископ Берлинский и Германский. С середины 1980-х гг. годов управляющий Великобританской епархией. С 1997 г. наблюдающий за делами Русской духовной миссии в Иерусалиме. Активно участвовал в объединении РПЦ и РПЦЗ, состоявшемся в 2007 г. Награжден орденом прп. Паисия Величковского II степени (2015), пр. Сергия Радонежского II степени (2011), орденом Дружбы (2008).
Вера: обретение и потеря
– Я рос в типичной протестантской семье в Саксонии, в Восточной Германии. Это протестантский регион. В моем детстве все люди ходили в церковь, особенно интеллигенция. Даже вопроса не возникало!
Раз в неделю мы, дети, отправлялись после обеда на уроки по Закону Божию к пастырю (до 1951–1952 годы открыто, а после тайно, потому что это уже преследовалось, и мы не смели никому об этом рассказывать). Дедушка был ученым, историком, занимал пост министра образования в той провинции, где мы жили. Именно он пригласил группу выдающихся художников – Кандинского, Явленского и выстроил знаменитый Баухаус в Дессау (учебное заведение, существовавшее с 1919 по 1933 гг., а также художественное объединение, возникшее в рамках этого заведения – А.Н.).
Отношение немецкой интеллигенции к России было благожелательным, но специально не подчеркивалось, оно было естественным. Когда Гитлер прогнал дедушку с поста министра, он взялся за пастырскую деятельность. Меня воспитывала бабушка, почти слепая к тому времени. У нас не было ни телевизора, ни радио, и зимними вечерами, когда в городе делать было нечего, я читал ей те книги, которые она просила. А что выбирает жена пастора? Можно себе представить… Я очень живо помню, как читал ей только что вышедшую книгу по археологии, в ней подтвердилось многое из написанного в Библии. Бабушка посылала меня к нашим бедным родственникам, и когда нам самим нечего было есть, передавала им хлеб и картошку, научая меня милосердию. Именно бабушка заложила во мне основы веры. Но эти основы поколебались, когда нам пришлось бежать из Восточной Германии. Я отрекся от Бога, совершенно отошел от всего церковного.
– Почему отреклись?
– Для меня вынужденное бегство из Восточной Германии после восстания 1953 года стало сильным душевным потрясением.
Я ставил Богу в упрек то, что Он изгнал меня с моей Родины.
Жажда свободы: восстание 17 июня 1953 года
– В чем заключались претензии немецкой интеллигенции к советской власти, ставшие причиной восстания?
– После прихода Сталина, это был 1945 год, мы, дети интеллигентов, не имели шансов получить образование, даже не могли поступить в гимназию. Красная армия принесла с собой в Германию все коммунистические особенности, и доступ к университету имели лишь дети рабочих и крестьян. Моих родителей, как и всех тех, кто не вступил в парию, преследовали.
– Я читала, что Ваши родители были среди тех, кто готовил восстание. А площадкой служил Ваш дом, где они собирали студентов на уроки музыки…
– Да, мои родители преподавали пение, но пение было прикрытием. Час – полтора они пели, а потом вели разговоры на политические темы. Восстание готовилось в среде студенчества, хотя поводом было повышение нормы для рабочих: рабочие восстали – студенты поддержали. У нас в семье постоянно стоял вопрос: уходить из Восточной Германии или нет (до возведения стены это было довольно легко). Этот же вопрос стоял перед многими немцами и не решался годами. Мои родители, например, не хотели оставлять студентов, мама была одной из лучших преподавательниц по вокалу. Они рассуждали так: «Уйдем мы, уйдут другие, и в Восточной Германии не останется интеллигенции, не останется тех, кто будет свидетельствовать об истине». С другой стороны, родители понимали, что мы, их дети, здесь не получим никакого образования. Этой дилеммой они жили до 1953 года, когда после подавления восстания (кстати, многие советские солдаты тогда выпрыгивали из танков, не хотели стрелять в живых людей) им пришлось уйти, сперва отцу, потом и нам вслед за ним. Гайки начали затягивать туже, пошли аресты среди профессуры.
Советская власть отняла у нас свободу. А вопрос свободы был для меня всегда вопросом первостепенным.
Когда я уже жил в Западной Германии, меня кто-то спросил, что для тебя здесь важнее всего. А было мне 15 лет. Я ответил: «У меня нет взаимопонимания с мальчиками в школе, их не интересует свобода, они хотят играть в футбол». В Восточной Германии мы не только не могли учиться в университете, но и все, что касалось религиозной литературы и многого из беллетристики, было запрещено. А в Западной Германии – нет. Жажда свободы соединила меня с русской эмигрантской молодежью, я, можно сказать, прилип к ней. Наше общение стало почвой для моего присоединения к православию.
От Нила Сорского к православию
– Русские каждое воскресение ходили в церковь, и я ходил вместе с ними. Довольно скоро мне стало ясно, что просто ходить в церковь, как делают протестанты, не достаточно, нужно исповедоваться и причащаться. Но тотчас перейти в православие я не мог из-за уважения к своей семье, которая испытала бы шок от моего стремительного перехода. И я долго готовился, читал святых отцов, посвятив в университете себя штудиям древнерусской литературы. Одним из первых сочинений, которые я прочел на церковнославянском, были творения Нила Сорского. После этого все стало на свои места.
– Многие читают святого Нила Сорского и ничего… Что Вас так поразило?
– Это был переворот, я понял: духовная жизнь, о которой до этого я ничего не знал, существует. Нил Сорский ввел меня в православие и аскетику одновременно. У меня не осталось никаких вопросов. Конечно, тут важно то, что хотя внешне я резко отошел от всяких проявлений христианства, но, видимо, внутренне от веры, заложенной во мне бабушкой, я не отходил.
– А какая разница между православной верой, куда Вы пришли, и протестантской, из которой Вы ушли? Я недавно натолкнулась на совет православного святителя Тихона Задонского своему духовному чаду читать книги вашего предка, протестантского богослова Йоганна Арндта…
– У протестантов нет таинств, это огромный их недостаток. У них есть интересные писатели.
Должен признаться, я только недавно прочел труды своего пра-пра-прадедушки, потому что мне пришлось писать рецензию на книгу, в которой они упоминаются. Я принялся читать и вижу: действительно в смысле духовного руководства и созидания души и сердца, у них, особенно у Арндта, есть хорошие мысли. Но в конечном итоге они остаются незавершенными. И если протестанты честно и серьезно относятся к вере, то они понимают в какой-то момент, что вот – потолок, и дальше него они пробиться не могут. Единственный выход из этой ситуации – исповедоваться и участвовать в таинствах, что возможно в православии.
Фасмер, Чижевский, Достоевский
– Славистика – это слава Германии. Немецкие слависты, как никто, знают русскую литературу. Как-то в беседе один замечательный славист из Бонна назвал мне своих любимых писателей – Достоевский, Радищев, Писемский! А кто Ваши любимые русские писатели?
– Мой любимый писатель – Гоголь. Я люблю Блока, поэзию Серебряного века. Достоевского, само собой разумеется.
– Почему «Достоевского, само собой разумеется»? Все коллеги на Западе, литературоведы, православные называют Достоевского. В чем тайна Достоевского?
– В его произведениях присутствует очень сильный духовный элемент, выраженный по-литературному, не в лоб. И его лучики достигают Вашей души.
А вообще славистика существовала в Германии с незапамятных времен. Вы все пользовались до недавнего времени единственным порядочным этимологическим словарем русского языка Фасмера. Фасмер был профессором славистики в Берлине. А я начинал учиться во Франкфурте. Но заслышав о профессоре Чижевском, переехал в Гайдельберг, чтобы заниматься у него древнерусской литературой. Этот профессор имел очень широкие взгляды и знания, даже занимался математикой.
– Как и Ваш пра-пра-прадедушка – богослов, алхимик и медик!
– Да… (смеется) Чижевский всегда настаивал, чтобы мы, студенты, не становились узкими специалистами, занимались музыкой, живописью… У него я писал работу по «Биографической литературе Тверского княжества в XIV–XV веках», по русским летописям, в частности по «Тверской летописи» и «Похвальному слову» инока Фомы о великом князе Тверском Бориса Александровиче.
Зачем нужна наука?
– Широкое образование всегда было отличительной чертой российской науки. Но вот теперь она пытается копировать западную модель, с ее узкой специализацией. Что Вы об этом думаете?
– Это безумие! Я помню, коллега вернулся с конгресса, из Америки. Там собрались специалисты, которые знали английскую литературу с 1815 по 1817 год досконально, а в другом ничего не понимали! Какая польза от их знаний! Такой человек для меня – не специалист. Специалист должен видеть процессы в целостности. Только тогда его знание что-то значит! Иначе знание обессмысливается!
– Владыка, а в чем польза от науки?
– В том, что человек вникает в тварь Божию. Все создано Богом: и ум человеческий, и фантазия, и способность писать, красиво выражать свои мысли и чувства в живописи и музыке. Все это божественное творение, которое развивается по промыслу Божию. Человек этому иногда мешает, а иногда способствует.
– А если человек, не понимает, что это «божественное творение», и сам он неверующий?
– А тем не менее, все это – творение Божие. Даже если человек этот факт отрицает и злоупотребляет даром, данным ему бесплатно. По поводу неверующих людей я бы с Вами не согласился. Я думаю, их мало на самом деле. Если смотреть вглубь, мы увидим, что многие неверующие ученые приходят к вере именно через науку, а верующие через науку свою веру углубляют. Потому что наблюдают то, что никакой человеческий разум постичь не способен, действующее по промыслу Бога.
– В наши дни в научном мире существует теория устойчивого развития человечества, которая опирается на экономические, геополитические, социологические, экологические расчеты, при этом не учитывая нравственного аспекта. Возможно ли это?
– Совершенно невозможно! Как если отрезать палец от ноги и рассматривать его с разных сторон. Такой подход будет игнорировать то, что палец есть часть целого организма: духа, души и тела. Нельзя ограничивать человека рамками внешней деятельности, которая не способна охватить того, что на самом деле важно. Нужно рассматривать творение Божие и его бытие в связи с тем промыслом, который в него вложен. И только тогда Господь дарует нам видение полноты.
Святые наших дней
– А были в Вашей жизни встречи со святыми?
– Слава Богу! Когда я уже преподавал, то во время своего летнего отпуска на три месяца уезжал на Афон. Это продолжалось, пока греки не наложили запрет на посещение мной Святой горы в 1992 году. Тогда я вел судебное дело против греческого государства из-за того, что нас незаконно выгнали из русского Ильинского скита, куда я хотел поступить монахом. Но Вы знаете, Фасмеру после того, как он написал статью о топонимике, в которой доказал, что топонимические названия даже в Южной Греции славянского происхождения, больше не давали визу в Грецию (смеется). Но в прошлом году я примирился с Вселенским патриархом, и, Бог даст, поеду в этом году снова.
Все мои отцы-наставники на Афоне были русские. Они жили в Пантелеимоновом монастыре и в Ильинском скиту (некоторые потом перешли на Карулю). Они никогда не видели советской власти, пришли туда еще до 1917 года. Некоторые прямо с южного фронта, когда закончилась Первая мировая война.
Для меня эти встречи – такое богатство, без которого я не хочу жить. Я очень благодарен за них Богу.
– Каким был образ русского монашества, которое Вы встретили на Афоне?
– Это не было чисто русское монашество. Все-таки Афон имеет свои особенности как в богослужебном чине, так и во внешней жизни. Хотя, конечно, сохранялись и русские черты. Когда я приехал в Гамбург на престольный праздник, вернувшись с Афона, и прочел там Евангелие, одна старушка подошла ко мне и сказала: «Отец Марк, Вы читаете Евангелие, как наши отцы в Китае» (имеется в виду русская эмиграция в Китае – А.Н.). Я говорю: «В Китае никогда не был, но так меня научили читать русские отцы на Афоне». В Церковь я вошел через русскую культуру. Я даже могу сказать, что я больше русский, чем немец.
– Вы встречали и сербского святого – отца Иустина (Поповича)?
– В студенческие годы мне стало ясно, что я должен получить систематизированное богословское образование. С Московской семинарией не вышло, и я отправился в Белград, чтобы там учиться на богословском факультете. Уже до этого я читал сочинения отца Иустина и хотел с ним познакомиться. В первый раз к нему меня отвез отец Афанасий (Евтич), нынешний владыка. А после я посещал отца Иустина 3–4 раза в год, когда приезжал в Сербию на сессии. Отец Иустин очень любил русское служение, и я всегда у него служил. А еще участвовал в его беседах с народом, и там собирал самый богатый духовный урожай.
– Люди его понимали? Он кажется духовно недосягаемо высоким в своих книгах!
– Да, это так, но это ему не мешало общаться с людьми! Посмотрите на его фотографии! И вы поймете – когда он проповедовал, он весь растворялся в Боге. При этом он говорил с людьми живо, на понятном им языке, много раз повторяя важную мысль.
– По – Вашему, каким должен быть настоящий монах – молитвенником или служить миру?
– И тем, и другим. Мы не в прусской армии, слава Богу. Православная Церковь – это живое сообщество. И там есть место для любого оттенка личности!
Россия: прошлое и будущее
– Непростой путь был пройден нашей возлюбленной Родиной в XX столетии. Каким Вам видится будущее России?
– Из Германии в Россию, к сожалению, был выброшен весь мусор в качестве «Карла Муркса» и коммунизма. Ленинское и сталинское время для России – большая рана. И по сей день на улицах городов стоят статуи советских вождей, и труп Ленина пребывает на Красной площади. Этот духовный яд отравляет все вокруг. К сожалению, многие из российской интеллигенции все еще не готовы осмыслить этого, оторваться от советского прошлого.
– Не считаете ли Вы, что в Германии гайки в отношении «политики покаяния против злодейств гитлеровского режима» были закручены слишком сильно, и это привело к тому, что сегодня Германия, отказавшаяся от своего прошлого, теряет свое лицо и культуру?
– Да, да. Это обратная сторона массового покаяния. Американцы организовали движение покаяния бездумно. Они изгнали любое здоровое отношение к патриотизму. В Германии сегодня нельзя иметь уважение к своей Родине.
Если русские поймут необходимость переоценки эпохи коммунизма, то выйдут победителями. Человек должен постоянно обновляться. И не надеяться, с другой стороны, на то, что история может повторяться. Могут повториться лишь отдельные ее элементы. Но система – нет, не бывает так, чтобы воскресло то, скажем, Россия XVIII–XIX веков, что исторически завершилось. Наступило другое время. Так попущено Господом с какой-то целью. Не нужно мечтать о возвращении чего-то исторически сложившегося и уже пройденного. Можно взять пример из истории, но не имитировать ее. Имитация – всегда самообман, а не жизнь.
– Владыка, что дает человеку вера?
– Вечность!
http://www.pravmir.ru/arhiepiskop-berlinskiy-i-germanskiy-mark-vera-daet-vechnost/
