Христианство в «одноэтажной вселенной»
Иерей Стивен Фриман
Ранее я уже писал о «двухэтажной вселенной», являющейся частью нашего культурного наследия в современном мире. Я заметил, что наше убеждение, принимаемое «по умолчанию» – секулярный протестантизм. Это значит не то, что мы не веруем в Бога, а то, что Бог, в которого мы веруем, не присутствует в наших каждодневных делах. Зачастую всё, с чем мы остаемся, – лишь набор догматов, которым мы по той или иной причине подчиняемся. Но «двухэтажная вселенная» сохраняется.
Главная сложность «двухэтажной вселенной» состоит в том, что мы как бы живем на первом «этаже», а Бог (так гласит наша метафора) живет на втором. Многие из живущих на первом этаже исполнены молчаливого страха, что на втором этаже, может быть, никого и нет. Каждый раз, когда, например, скрипит доска, мы спешим объявить: «Вот чудо!», потому что это наконец-то дает нам хоть какое-то свидетельство о действии Бога в нашем мире.
Среди нас ходят слухи, что если кто-то умирает, то его душа переходит обитать на «второй этаж». Но если он был плохим человеком, имел «неправильное» богословие (возможны еще несколько факторов), то его душа переходит в «подвал», что дает нам идею «трехэтажной вселенной». Согласно нашей современной культуре, никто не может перейти из «подвала» на «второй этаж». Это подкрепляется и словами из Евангелия: между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят (Лук. 16, 26).
Есть те, кто тратит много времени и денег на то, чтобы доказать, что души усопших находятся именно на втором этаже. Все они становятся «спиритуалистами» и, по сути, пытаются доказать, что «есть жизнь после смерти».
Главный вывод, который можно сделать обо всей этой метафизической «архитектуре», таков: мы живем в полном невежестве. Мы хотим верить, что «кто-то там есть, на втором этаже», но мы не уверены. Таким образом, по отношению к некоторым отрывкам из Священного Писания и их толкованию может иметь место упрямый фундаментализм, поскольку только это дает гарантию, что мы правы насчет существования второго этажа. Но, как бы ни старались, мы никогда не уверены в этой неотъемлемой части жизни в «двухэтажной вселенной», поэтому сомнения постоянно нас преследуют.
Так, смерть становится кризисом веры. Индустрия, связанная со смертью, является немалой частью нашей современной культуры. Сегодня мы охотнее «празднуем жизнь», чем говорим о «втором этаже». Мы просто помним, как хорош первый этаж, и говорим «прощай» тем, кого нам будет не хватать.
Провозглашая Евангелие, Православная Церковь не имеет общего с идеей «двухэтажной вселенной», которая появилась позднее. Это явное преимущество. У нас не звучат гимны, полные сомнений и неуверенности современной эпохи. Наоборот, Православие провозглашает, что когда мы собираемся на богослужении, то не существует никаких «двух этажей» – что небо и земля вместе, что мы вкушаем яства со свадебного пира, а наша трапеза – не что иное, как Тело и Кровь Самого Бога. На вопрос «Вы верите в Бога?» мы можем ответить: «Верим ли в Него? Мы едим Его Плоть и пьем Его Кровь!» Я не считаю эту фразу богохульством – это лишь констатация факта.
«Присутствие неба здесь и сейчас» – вот главный «удар» Православия по ошибочным представлениям о «двухэтажной вселенной». Это заявление на самом деле истинное. Метафора нашей культуры [о «двухэтажной вселенной» – примеч.] похожа на ложь Белой колдуньи из «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса, которая посадила детей в пещеру под горой и пыталась им внушить, что волшебной страны Нарнии нет. Мы очень часто начинаем нашу молитву так: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, иже везде сый и вся исполняяй». Учась молиться таким образом и постепенно переходя от мрака лжи в свет Истины, мы уходим из «двухэтажной вселенной» и начинаем жить там, где один общий этаж.
Что означают слова в «одноэтажной вселенной»
Мне кажется, за последние 500 лет наш обновленный религиозный лексикон приучил нас говорить о «двухэтажном» мире. Такие слова, как «вера», «верить» и родственные им, содержат в себе нечто, что не относится к «первому этажу». Они являются ключами ко «второму этажу» и, следовательно, не убеждают современных людей, полностью мыслящих категориями «нижнего этажа» – атеистов. Абстрактные представления о «вмененной праведности», когда смысл заключается не в том, что на самом деле происходит в человеке, о котором мы говорим, словно «сшиты под заказ» для «двухэтажного мира». Неудивительно, что большинство религиозных споров ведутся в абстрактном мире «второго этажа». Потому и большая часть дискуссий по поводу догматов напоминает «парение в воздухе».
На «первом этаже» полно спекулянтов, делающих ложные заявления и хвалящихся своими мнимыми дарованиями. Взять хотя бы телеевангелистов, играющих в «бейсбол» со Святым Духом, как будто Бог – это энергетический шар, который можно бросать через поле в сторону верующих. Это – глупость, порожденная нашим отчаянным желанием «поженить» первый и второй «этажи». Этот голод всегда будет порождать лжепророков. Симон Волхв был лишь первым из целого легиона.
По-моему, это трагедия, как и в том случае, когда те, кто называет себя учителями Царствия Божия, на самом деле – лишь софисты-философы, умеющие только манипулировать словами и символами в спорах, какими должны быть пол или лестница на «второй этаж», но не руководимые ничем, кроме теории. Где честный учитель, говорящий: «Я не знаю»?..
Итак, наш современный язык предполагает наличие «двухэтажной вселенной». Помимо всего прочего, это касается и Промысла.
В утренней молитве последних Оптинских старцев говорится: «Господи, во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано тобой». Хотя здесь есть слова «все ниспослано тобой», я не стал бы называть это языком «двухэтажной вселенной», хотя легко можно так подумать. Я склонен считать, что данная молитва исходит из того, что Бог поистине «везде есть и все исполняет» – Им мы живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28). Во многих современных богословских кругах идея Промысла Божия была просто оставлена – возможно, это вызвано кризисом внутри теодицеи (религиозно-философское учение, согласующее существование зла и несправедливости с благостью и всемогуществом Божиим). Ужасные события XX века, особенно мировые войны, выбросили вопрос о Божественном Промысле и Его действии на наш мир куда-то за пределы богословской мысли. Когда я учился в протестантской семинарии в 1970-е годы, тема Промысла Божия даже не обсуждалась. Для нее просто не было места.
Конечно, если мы говорим об «одноэтажном мире», то не можем обойти стороной Промысл – то есть Божие участие во всех делах в мире. Эта тема не только не забыта в современной православной богословской и духовной мысли – она чуть ли не на первом плане. В опубликованных не так давно «Письмах» покойного российского старца Иоанна (Крестьянкина) Промысл упоминается постоянно. Интересно, что это слово непрестанно повторял человек, проведший часть жизни в «Гулаге». Все эти страдания никак не повлияли на восприятие отцом Иоанном Промысла Бога о человеке.
Однако многие нервничают, слыша рассказы о явлении святых в нашем мире. И их можно понять. Мошенничество и духовная прелесть, свирепствующие в определенных христианских кругах, могут заставить людей относиться ко многому с недоверием; кто же хочет быть обманутым?
Я считаю, что, будучи христианами, мы постепенно подходим к отказу от «двухэтажной вселенной». Мы начинаем в христианской жизни двигаться от абстрактного к живому. Мы молимся, а не рассуждаем о молитве; доверяем Богу, а не обсуждаем понятие «доверие Богу»; поступаем по вере, вместо того чтобы разглагольствовать о важности веры. Делаем все усилия, чтобы принять благого Бога, действующего во всем.
Здесь мы подходим к тому, о чем я писал в других статьях – о маленьких делах, происходящих здесь и сейчас. Ведь именно «здесь и сейчас» мы живем и спасаемся. Очень многое в православном христианстве имеет такой конкретный характер. Будучи православным священником, я привык исполнять такие «простые вещи» в своей жизни. Например, если кто-то звонит мне в церковь и просит срочно о себе помолиться, то я сразу выхожу из кабинета, иду в храм и служу молебен. Он занимает всего 20 минут, но именно это меня попросили сделать – помолиться.
Справедливо и то, что мы приносим нашу веру в этот благословенный «первый этаж», исполняя то, что нам велено: молиться, отдавать, прощать, любить, одевать нагих, кормить голодных и т.д. Именно благодаря таким простым конкретным делам (а не абстрактным рассуждениям, которые уводят нас в сторону) мы находим Христа, святых, ангелов и всю нашу веру.
Смысл языка
Указав, что в значительной мере современный христианский язык (а также некоторые образы из священных текстов) поддерживает идею «двухэтажной вселенной», и заметив, что «второй этаж» как место обитания всего духовного имеет почти неразрешимые проблемы, зададимся вопросом: как нам говорить об этих вещах?
В первую очередь стоит задуматься, какой изначальный смысл несут слова, часто нами употребляемые. Возможно, самая популярная молитва христиан – это та, которой научил нас сам Христос. Молитва начинается словами: «Отче наш, сущий на небесах». Греческие тексты варьируются: в некоторых говорится «на небесах», а в других – просто «на небе». Христианское богословие учит нас, что хотя мы можем употреблять пространственный язык, говоря о Боге, но при этом мы не можем сказать, что существует некое пространство, где живет Бог.
Бог – не творение, чтобы Ему нужно было место для обитания. В этом смысле слово «небеса» (или «небо») есть некий грамматический «заполнитель» места – слово, позволяющее нам выразить, «где» есть Бог. Все это правильно до тех пор, пока мы не начинаем буквально понимать эти слова, что является ошибкой, ибо к Богу неприменимы ограничения. В молитве «Отче наш» «небеса» относятся к категории непространственного, как и сам Бог.
Если внимательно почитать классические богословские труды, например, Ареопагитский корпус, то увидим, что Церковь всегда понимала, что Бог трансцендентен (трансцендентность – запредельность Бога тварному миру). Выражаясь словами отцов Церкви, наше бытие и бытие Бога совершенно разные, и нельзя сказать, что Бог существует так же, как существуем мы.
Точно так же отцы учат, что Бог полностью за пределами нашего познания. Как написал покойный отец Томас (Фома) Хопко: «Бога знать невозможно. Но Вам надо знать Его, чтобы это знать». Конечно, эта своеобразная игра слов основана на том, что Бог, находящийся за пределами нашего познания, добровольно открыл Себя нам, особенно во Христе – воплощенном Слове. Христос сам говорит, что никто не знает Отца, кроме Сына (Мф. 11, 27).
Христос обещает, что Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6, 56). В обещании не говорится, что если мы будем это делать, то увидим скрытое от нас небо «второго этажа» и прочее. Спаситель говорит языком «первого этажа»: есть, пить, пребывать. Слова относятся к «здесь и сейчас», но они преобразуют природу «здесь и сейчас». Мы начинаем обитать вместе с Тем, Кого не может вместить вся вселенная. Эта реальность меняет нас.
Сегодня утром я думал об этом, служа литургию. На литургии становится совершенно ясно, что реальность «здесь и сейчас» меняется благодаря Христу и под действием Святого Духа. Например, в тайных молитвах литургии говорится: Сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22, 19). Можно привести много других примеров. Все это дошло до нас: Крест, Гроб Господень, Воскресение на третий день, Вознесение на небеса, сидение одесную Отца и Второе и Славное Пришествие.
Православные могут легко заметить, что в литургии Иоанна Златоуста Второе Пришествие упоминается в прошедшем времени. Это не потому что мы верим, что Второе Пришествие уже совершилось когда-то в прошлом, а потому, что благодаря происходящему на литургии мы можем говорить о Втором Пришествии в прошедшем времени. Мы стоим на пиру у Мессии. Если Христос пребывает в нас, а мы – в Нем, то как же возможно, чтобы мы были не с Ним в начале и в конце (если Он Сам есть Начало и Конец)?
Воплощение и пришествие в наш мир Бога радикально изменило этот мир. Провозглашение православной веры делается в соответствии с истинной природой жизни в этом мире: «С нами Бог! Разумейте языцы, и покоряйтеся: яко с нами Бог!»
Если Бог с нами, то каким должен быть этот мир? Ветхозаветный патриарх Иаков однажды заснул и увидел сон. Во сне он увидел лестницу, стоящую на земле, верх которой касался неба. Ангелы Божии восходили и нисходили по ней. Иаков проснулся и сделал необычный (по крайней мере, для нашего пост-фрейдовского общества) вывод: «Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» И далее Иаков убоялся и сказал: как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные (Быт. 28, 16–17).
Конечно, Иаков далее поступил в духе «первого этажа»: поставил на этом месте камень, возлил на него елей, тем самым «освятив» святое место, и пообещал служить Богу и отдавать Ему десятую часть своих имений.
Это будет ошибкой – думать о мире нашей веры в «двухэтажном» измерении. Как минимум Боговоплощение свидетельствует о том, что это представление неверно. Бог с нами, и Он пришел, чтобы в нас пребывать. Одно это уже делает наш мир «одноэтажным».
Говорим о христианстве
Не так давно автор по имени Томас Говард, обратившийся от евангелической веры в католицизм, написал книгу «Великолепие в обыденном»… По его словам, английское слово «ordinary» до Реформации имело больше юридический и церковный смысл, но с XVI–XVII веков оно приобрело нынешнее значение: «обыкновенный», «обычный», «обыденный», «заурядный». По его мнению, появление «обыденного» было верным знаком упадка сакраментального. Как только слово освободилось от сакраментального смысла, оно приобрело нечто другое – стало означать «обычное». Из этого следует, что если «ординарное» (ordinary) = «обычное», то «сакраментальное» (священное) = «нечто экстраординарное» и «необычное». С уходом священного ушел и Бог. Бог изгнал Адама и Еву из Рая. В XVI и XVII веках человек взял реванш.
Это еще один способ говорить о «двухэтажной вселенной» – о мире, где есть обычное и необычное, ординарное и экстраординарное. Если учесть «одинаковость» производимых сегодня товаров массового производства и «одинаковость» человека организации (психологический тип личности, преобладающий в современных организациях и характеризующийся высокой степенью преданности организации и ориентацией на корпоративную, а не на индивидуальную систему ценностей – примеч.), то в нашем современном мире не остается места ни для человека (как уникального индивида), ни для Бога. Неудивительно, что мы настолько сошли с ума.
Пока мы не прекратим разделять мир на ординарное и экстраординарное, на обычное и необычное, сакраментальное и секулярное, мы не сможем познать Бога и жить подлинной христианской жизнью.
Моя старшая дочь, матушка Мария, рассказывала мне, что написал один епархиальный священник из Красноярского края в России, где она прожила год. Он комментировал некоторые события из Священного Писания относительно их типологии. По его словам, Христос отменил проклятие земли (которая была проклята за Адама), когда принял надетый на Него Терновый венец. Священник сказал: «Он (Христос) не только носит Терновый венец, пришедший от земли, в качестве проклятия, но также за «пот лица человека» Он проливает «пот», то есть Свою Кровь, когда молится и совершает праведное дело послушания в Гефсиманском саду». Какие чудесные образы!
Но эти образы показывают, что теперь земля благословенна, потому что она служила могилой для Тела Христа. Деревья благословенны, ибо на древе был повешен Господь; камни благословенны, ибо Христос, как камень, был пронзен, и вода истекла, чтобы напоить жаждущий народ Израилев. Всё благословенно и открыто нам, когда мы познаём Того, Кто освятил все это. Только познав Христа, мы видим мир таким, какой он есть, и понимаем, что врата Рая нам открыты.
Жить «одноэтажную» жизнь
Я выбрал выражения «первый этаж» и «второй этаж», чтобы обозначить то раздвоение, в котором живет современный мир последние несколько столетий. В результате религиозный мир был разбит на «священный» и «секулярный», и, как следствие, стало еще тяжелее в них верить и еще естественнее – не верить. Так, для атеистов их мировоззрение представляется очевидным, в то время как верующие пытаются делать усилия с помощью логики и доказательств, что делает их мысли еще более «шизофреническими».
Здесь, очевидно, есть проблема. Я постарался описать проблемы и предложил воспринимать такой язык в лучшем случае как метафору, или, если можно, вообще не использовать. Христианская вера состоит в том, что Господь рядом с нами. Христианская жизнь проходит в постоянном единении с Богом и в гармонии с природой, которую Господь сделал носителем священного и местом общения.
Жить «одноэтажной» жизнью – это просто жить здесь и сейчас. Это значит быть в присутствии Бога, быть рядом с Богом, как и Он рядом с нами. Признавать истинную природу тварного мира, и как арену нашей брани, и как место нашей безмятежности. Наши споры с неверующими должны быть не о том, есть ли «второй этаж» нашей вселенной или его нет, а о том, какова истинная природа вселенной, в которой мы живем. Когда христиане начинают воспринимать Евангелие как существующее лишь «на верхнем этаже», то они разрешают игнорировать себя и маргинализировать само Евангелие. Божественное Слово стало плотью и обитало с нами не для того, чтобы установить истинность «двухэтажной вселенной»: Оно пришло искупить ту вселенную (мир), в которой мы живем. Те, кто не могут распознать ад среди нас, так же будут слепы и по отношению к Раю. Христос показывает нам и то, и другое. Наша ежедневная брань ведется ради жизни в Раю и провозглашения Евангелия тем, кто живут в аду, побеждая смертью смерть и даруя жизнь сущим во гробах.
Христианский атеизм
Такой заголовок звучит как оксюморон [сочетание слов с противоположным значением]. Как человек может быть одновременно христианином и атеистом? В истории христианской мысли ближе всего к мировоззрению в рамках «двухэтажной вселенной» стоят классические деисты (эту философию поддерживали так называемые «отцы-основатели Америки»). У большинства из них было стопроцентно «двухэтажное» понимание мира. Бог (или «божество») создал (или «создало») мир в начале времен и «запустил» его в движение. Он сделал это так, чтобы мир выглядел словно бы управляемым Его Промыслом, хотя на самом деле никакого дальнейшего вмешательства в мир со стороны Бога не происходит. Томас Джефферсон создал своего рода новый «Новый Завет», полностью созвучный данной философии. Он вычеркнул любые упоминания о чуде и оставил лишь те места, которые, по его мнению, имели целью «нравственное учение». Творец выполнил Свою работу: а теперь выбор за нами – соответствовать или не соответствовать Его замыслу и законам нравственности, которые почти ничем не отличаются от естественных законов. Если почитать труды того времени, то в тех местах, где христианин поставил бы слово «Бог», у «отцов-основателей» стоит слово «Провидение». Многие современные евангелики читают эти трактаты и ошибочно принимают их за христианские.
По сути, за исключением некоторого представления об изначальном «Творце», деисты были во всем практическими атеистами. «Бог», создавший мир, давно завершил Свою работу. Этика у них скорее входила в сферу научных открытий. Они верили в нечто, что называли «Богом» или «Провидением», и этот «Бог» был совершенно оторван от людей. Их мировоззрение тяжело отличить от мировоззрения атеистов, за исключением того, что они держались за идею некоего «Бога» как первоначала всего.
Я ввел здесь термин «практический атеизм», подразумевая под ним, что человек может поддерживать идею существования «Бога», но этот «Бог» настолько оторван от жизни людей, что Его несуществование мало что изменило бы.
Удивительно, но я бы поместил в эту категорию некоторые формы «христианского фундаментализма». Вспоминаю одну группу, связанную с протестантской деноминацией «Церковь Христа», которая постоянно «евангелизировала» наш квартал, когда я жил в городе Колумбия штата Южная Каролина. Они также постоянно присутствовали на кампусе местного университета. Они верили в авторитет одного лишь Священного Писания и были абсолютно уверены, что чудеса навсегда закончились сразу после написания Новозаветного канона. Многие христиане сегодня связаны с Богом одной лишь Библией.
Эту группу можно назвать «библеистами», но я бы их точно назвал «практическими атеистами». Хотя у них есть огромная, почти неограниченная вера в Священное Писание, у них нет никакой связи с Живым Богом, действующим ежеминутно в нашей жизни и участвующим во всех делах нашего мира. Если бы их «Бог» умер и на Его место на небеса был поставлен кто-то другой, это не имело бы практически никакого значения.
Понимаю, что это сильная критика, но считаю, нам обязательно надо вникать в то, что происходит. Чем секулярнее становится мир (то есть считает себя существующим полностью независимо от Бога), тем в большей степени мы становимся «практическими атеистами» – возможно, «молящимися» практическими атеистами (но молящимися о чем?). Я бы даже сказал, что чем секулярней становится мир для христиан, тем более политизированными становятся они сами. Мы обязательно начнем прибегать к тем же орудиям и к тому же оружию, что и неверующие.
Христианство, «очистившее» Церковь от таинств и от всего священного, остается с одними лишь идеями, которые можно легко заменить на нечто другое. Результатом будет полное изгнание Бога из нашего мира, может быть, лишь за исключением теорий. Поскольку немалая часть современного христианства функционирует именно на таком идеологическом уровне (не верит в Господа, Который пребывает среди нас), то можно заключить, что оно функционирует на уровне практического атеизма. Чем идеологизированнее вера, тем больше вероятность, что ее последователи, по сути, исповедуют практический атеизм.
Чем глубже христианская жизнь основана на таинствах, тем глубже она укоренена во Христе – Господе, который среди нас. Поистине, такой Бог «везде сый и вся исполняяй». Наш выбор таков: либо Бог, открывший Себя в Новом Завете; либо «Бог», который совсем и не обязан быть «Богом», потому что он все равно бесконечно удален от нас.
Вспомним молитву «Верую, Господи, и исповедую…», читаемую православными перед причащением. В ней не содержится и намека на дистанцию между нами и Богом. В этот момент, подготовившись к причащению, очистившись покаянием, мы стоим в самом центре вселенной, перед Живым Богом, с которым беседовал Моисей на Синайской горе, и приобщаемся Его Тела и Крови.
Эта реальность подлинной природы «одноэтажной вселенной» смело показывает истинную природу Бога, которому мы поклоняемся, и то, как мы с Ним связаны. Это полное отдаление от «конца чудес» деизма упомянутых библеистов!
Между христианами и атеистами может иметь место диалог. Но прежде него обязательно должен быть диалог христиан с христианами, по сути являющимися «практическими атеистами», которые «изгнали» Бога из окружающего нас мира. Этот практический атеизм есть серьезное искажение христианской веры и просто жалкий суррогат подлинной веры.
Известный христианский писатель Ричард Джон Нойхаус много писал о необходимости возвращения Церкви в публичное пространство. По моему мнению, проблема гораздо глубже. Во многих случаях нам следует говорить о необходимости возвращения Бога в Церковь. Если «практический атеизм» – это и есть вера группы «верующих», то общественная площадка не поможет.
Но в Православной вере Бог никаким образом не должен быть «изгнан» из нашего мира. Ведь Господь Сам к нам пришел и был среди нас, а не мы пригласили Его. Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками (Рим. 5, 8). Он уже в нашем «общественном пространстве», как распятый Бог, примиряющий мир с Собою, нравится нам это или нет. Противоположностью «практического атеизма» является то, что всегда делают христиане «одноэтажной вселенной»: исполнение заповедей и благоговейное поклонение Господу – ибо с нами Бог.
Иконы в «одноэтажной вселенной»
Об иконе часто говорят как об «окне в небо». Это одно из мест, где язык бессилен. Если говорить словами «двухэтажной вселенной», небо – это «верхний этаж». Было бы странно описывать что-то как «окно на второй этаж». Сам язык Церкви показывает нам, что смысл икон немного другой.
Иконы сами по себе – не окна в иной мир; они – откровение о подлинном бытии. Когда мы пишем икону святого, нам важно изобразить его, каким он был в жизни, а не его исторический облик. Символизм византийского стиля указывает нам на святость человека. Того же можно достичь написанием житий святых – но икона делает эту работу всего лишь через один образ.
То же можно сказать об изображении библейских сцен на иконах. Икона Распятия изображает много элементов, которые вы не могли бы увидеть в то время в Иерусалиме; но если вы понимаете истинную суть того, что тогда произошло, то поймете и все, что изображено на иконе.
Это одна из сложностей нашего «одноэтажного» мира. Правда не в том, что мы живем на нижнем (из двух) этаже, а все остальное находится выше; правда в том, что мы живем на первом и единственном этаже, но не видим половину нашего мира. Мы не понимаем подлинную природу места и времени, где мы живем. Иконы часто показывают нам мир, какой он есть на самом деле. Такова и особенность большинства святых, чьи жития мы читаем: они видят не только то, что видим мы, но и гораздо больше. Мы говорим: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Но эта заповедь совсем не о том, что если мы чисты сердцем, то однажды, когда умрем, увидим Бога. Этот стих говорит нам, что главный орган нашего зрения – не глаз, а сердце. Наши глаза могут видеть только то, что нам позволяет сердце. Так, мы почти никогда не видим правду о наших врагах. Как говорится, мы слепы и не видим истины. Злоба, ненависть, жадность, политика и многие другие вещи ослепляют нас.
Поэтому жить по-православному – значит жить так, чтобы мы смогли видеть больше, смогли яснее видеть истину своего бытия и мира вокруг нас. Многие неправославные христиане говорят, что не видят необходимости в написании и почитании икон. Может быть, они не против икон, но не считают их столь значимыми. На самом деле, создание и почитание икон Церковью не только приятно, но и крайне необходимо. Почитание иконы, по сути, и есть правильное ее виденье. Люди и сцены, изображенные на иконах, призывают нас быть смиренными сердцем и чувствовать благоговение. И это благоговение порой настолько сильно, что мы, перед тем как поцеловать икону, делаем перед ней земной поклон (то же самое можно сказать о Распятии и Плащанице).
В нашей цивилизации люди кланяются деньгам, еде, плоти, власти, практически всему – но не тому, что Божье. Тем самым наши сердца становятся отравленными, а зрение – затуманенным. Мы становимся неспособными видеть или судить о чем-то правильно. Не видим и не познаем Истинного Бога и даже не замечаем наших ближних. Единственный выход здесь – жить так, чтобы научиться правильно почитать вещи, которым должно воздавать честь. Если ваше нежелание целовать икону – это всего лишь «культурная особенность», то ведь мы все воспитаны в той культуре, которая не учила нас, как воздавать честь Божьим вещам.
Когда человек принимает таинство Крещения в Православии, он отрекается от сатаны, и над ним прочитываются особые молитвы. Затем он поворачивается на восток, к Божиему алтарю, и его просят поклониться Богу. В этот момент он впервые делает земной поклон. Потом он прочитывает «Символ веры». Понятно, что если вы не падете перед Господом и не поклонитесь Ему, то смысл слов «Символа веры» так вам и не откроется. Вы не услышите их и не найдете в них спасительной силы.
Так мы ходим по «одноэтажному» миру и молимся, чтобы открылись наши очи. Мы часто совершаем крестное знамение, словно бы отмахиваясь от тумана заблуждений, преследующих нас со всех сторон. Мы непрестанно произносим имя Христа и просим Его помиловать нас.
Икона есть окно в небо. Но небо – это окно в этот мир. Христос Сам сказал нам, что Царство Божие в нас есть. Будь же Его Имя благословенно, и да увидим мы чистым сердцем, что только Свет Христов может просвещать.
Перевод с английского Дмитрий Лапа, публикуется с сокращениями, Glory to God for All Things
http://www.pravoslavie.ru/107896.html
